ОХОТНИЧЬЕ ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ У КОМИ В течение...
2 лет назад от Интересные факты о Республике Коми
ОХОТНИЧЬЕ ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ У КОМИ
В течение многих столетий охота доминировала среди других хозяйственных занятий народа коми. Даже в начале XX века охотничий промысел продолжал оставаться источником значительной, а в отдельных районах и преобладающей части хозяйственного бюджета коми населения. Из 28 волостей Усть-Сысольского уезда, по статистическим данным 1902 г., лишь в пяти волостях охота полностью была вытеснена другими промыслами, а в таких, как Вотчинская, Усть-Куломская и Помоздинская, она была зафиксирована в качестве единственного вида промысловой деятельности населения. В Печорской волости на охотничий промысел отлучалось более 50% мужского населения. Перед Первой мировой войной на верхней Вычегде насчитывалось от трех до пяти тысяч промысловиков, годовая добыча которых оценивалась в 120 000 руб., на Сысоле — от 800 до 1000 чел. с доходом более руб. 40 000 руб., в Удорском крае — 2500 чел. с добычей на 50 000 руб. и в Печорском крае — более четырех тыс. охотников, добывавших дичи и пушнины на 100-120 тыс. руб. в год. Причиной столь долгого существования такой «отсталой» формы хозяйствования, как охота, была низкая продуктивность сельского хозяйства в условиях северного климата. В то время как высокая товарность продукции охоты предоставляла возможность в некоторой степени восполнить нерентабельность сельского хозяйства, а также получить наличные средства для уплаты денежных податей.
Специфика жизни промыслового населения: оторванность на долгое время от дома и семьи, тяготы охотничьего быта, постоянная борьба с суровой северной природой, вынужденное длительное общение с узким кругом лиц при далеких походах артелями, а также соображения экономического характера — была причиной возникновения и сохранения в промысловой среде целого ряда норм и правил отношения промышленников друг к другу. К сфере действия «обычного права» коми охотников относились как профессионально-деловые, так и морально-нравственные, стороны промысловой жизни. Неукоснительное следование правилам и предписаниям, выработанным за долгую историю предыдущих поколений промысловиков, позволяло избегать каких- либо конфликтов в нелегкой жизни охотников коми при взаимном общении или разрешать их мирным, за крайне редким исключением, путем.
Согласно возникшим в глубокой древности нормам обычного права земля, леса и воды являлись общей собственностью. Помещичья собственность на землю, существовавшая в части царской России, на территории расселения коми отсутствовала, так как она, как и Поморье, была отнесена к краю «черных», т. е. земля, будучи собственностью государства, передавалась в пользование крестьянских общин. В качестве основного правового принципа выступал труд, затраченный на освоение земельного участка. Для получения права собственности на новые охотничьи угодья у коми было достаточно поставить охотничью избушку (вöр керка) в неосвоенной еще никем местности и пометить затесами со знаком собственности (пас) путики. С этого момента весь участок леса, очерченный путиками, признавался собственностью промысловика. Он получал единоличное право добычи пушного зверя и дичи в своем угодье и ловли рыбы в водоемах, находившихся на его территории. Неофициальные права на охотничье угодье, полученные промысловиком после устройства путиков, становились неоспоримым законом для остальных охотников, воспрещавшим появление на этом участке кого-либо, кроме хозяина угодья и членов его семьи, с целью добычи.
После смерти владельца охотничье угодье переходило по наследству по нисходящей родственной линии. Чаще всего новым владельцем становился младший сын, который обычно оставался в родительском доме и после женитьбы. Ему же переходил и отцовский «пас». Остальные сыновья по достижении совершеннолетия и мере обзаведения семьями устраивали свои угодья на еще незанятой другими охотниками территории. Отсутствие неосвоенных, пригодных для промысла участков было одной из движущих сил миграционных процессов коми народа в прошлых столетиях. В наиболее рано обжитых районах Коми края острая нехватка площади, пригодной для устройства охотничьих угодий, послужила причиной существенного уменьшения их размеров в результате раздробления между несколькими владельцам — наследниками устроителя. Если в 1800 г. промышленник верхней Вычегды имел район промысла в среднем около 5000 га, то через 130 лет в этом районе промышляло шесть-семь человек. По этой же причине сложилась форма совместное владения угодьем двух или иногда даже трех семей, главами которых были родные братья — сыновья прежнего владельца.
В местах, где плотность населения была не особенно велика, в частности на печорских притоках pp. Мылве, Илыче, Щугоре, Подчереме, такая форма владения охотничьим участком практически не применялась. Один из старейших илычских охотников-профессионалов, житель д. Сарьюдин И. Е. Попов (1900 г. рожд.) рассказывал нам: «У отца угодья были по Морт-ю. Нас было пять братьев. Когда мое время подошло, отец мне сказал: «Ищи себе место». По Из-Пыред место не было занято, там я и стал устраивать свое угодье. Отсюда до устья Из-Пыред 30 км, да еще вверх по нему 40 км».
На Вычегде, где к концу XIX — началу XX в. были освоены практически все близлежащие, пригодные для охотничьего промысла лесные участки, совместное пользование доставшимся по наследству охотничьим угодьем встречалось достаточно часто. Но и здесь при наличии в семье большого количества детей мужского пола право владения угодьем получали лишь двое, крайне редко трое сыновей, а остальные — либо осваивали какое-нибудь ремесло, либо подыскивали себе подходящий участок в верховьях притоков Вычегды за 100-120 и более километров от села. В противном случае охотничье угодье просто теряло свою рентабельность, не оправдывая расхода на его оборудование и затраченное на охотничий промысел время. Ближние угодья родственных семей обычно находились в одной и той же местности, некогда освоенной их общим предком, и граничили между собой. Поэтому можно считать, что в целом данная территория находилась во владении определенного рода, в то время как частная собственность на охотничий участок была наследственно-семейной. Так, охотники с. Шошки Княжпогостского района промышляли в верховьях р. Выми, на р. Коин находились угодья рода Лятиевых, каждая его семья имела свой участок и охотилась отдельно. По субботам охотники собирались в определенном месте, делились впечатлениями, обменивались сведениями о добыче и мылись в бане, на следующий день они вновь отправлялись по своим угодьям. Данные Верхне-Вычегодской охото-устроительной экспедиции, собранные в начале 30-х годов среди промыслового населения методом карточного опроса, также свидетельствуют о том, что «владельцем птицеловных угодьев (путиков) обычно являлся один двор или одно хозяйство».
Купля-продажа и аренда угодий практиковались у охотников редко. Наиболее распространенной причиной продажи охотничьего угодья было отсутствие наследников мужского пола. В досоветское время владелец угодья в таких случаях иногда завещал его в дар церкви или кому-либо из односельчан. Если не было сделано никаких распоряжений, то после смерти владельца, не имеющего наследников, его охотничье, угодье поступало в распоряжение сельского общества, которое либо продавало его, либо сдавало в аренду. Так же поступали с угодьями переселившихся, если от них долго не поступало никаких сведений и не было сделано указаний относительно оставленного угодья, ставшего таким образом бесхозным. Наиболее высоко при продаже оценивались угодья, находившиеся вблизи селений, т. е. наиболее старые по происхождению. Цены устанавливались по принципу пригодности к дальнейшей эксплуатации. В продажную цену включалась и стоимость оборудования, т. е. охотничьей избушки, кладовых для снаряжения и добычи, самоловных приспособлений стационарного типа (плашки, слопцы, кулёмки и т. п.). Но основными критериями при оценке охотничьего угодья были его доходность и расстояние от населенного пункта, поэтому даже в случае полной изношенности оборудования цены на ближние угодья были достаточно велики. Например, на Мезени в начале XX в. дальние угодья, километров за 50 от селения, продавались за 50-100 руб., ближние стоили значительно дороже. Право собственности на угодье сохранялось и в том случае, если по каким-либо причинам оно долго не использовалось. Так, М. И. Пархачев, переселившись в с. Шошки на р. Выми, с согласия родственников жены стал охотиться в их заброшенных угодьях. Каждый раз, вернувшись с охоты, он считал своим долгом отнести часть добычи в семьи сестер своей жены, мужьям которых, погибшим в войну, принадлежали угодья, хотя им практически полностью был обновлен весь охотничий инвентарь на путиках.
Неприкосновенность чужой промысловой территории, находящейся под защитой норм обычного права, строго соблюдалась всеми охотниками. Нарушение права собственности на охотничью территорию влекло за собой разгром вновь устроенных путиков, поджог сооруженной в пределах чужого угодья избушки и т. п. Подобные меры борьбы с нарушением права личной собственности, не имея под собой основы со стороны официальной юриспруденции, пользовались полным одобрением местного населения. Сознание своей правоты с точки зрения норм обычного права было решающим фактором в выступлениях коми крестьянства против церковных захватов земли. Устроителям Спасской Ульяновской пустыни, получившим от царя Алексея Михайловича право на земли для содержания братии, пришлось вести за них долгую и упорную борьбу с жителями Усть-Кулома и Деревянска. Дважды, в 1673 и 1675 гг., церковь была ограблена, а в 1684 г.— сожжена. Виновников не смогло установить даже тщательное дознание, т. е. налицо была круговая порука. Территория, захваченная церковью и в глазах официального закона не принадлежащая до того никому, находилась лишь в двух десятках километров как от одного населенного пункта, так и от другого, т. е. на расстоянии местонахождения наиболее ценных ближних промысловых угодий. Поэтому нет ничего удивительного в столь упорной борьбе местного населения за «ничейную» территорию.
Часто случались столкновения за право обладания охотничьими угодьями между населением Удорского края и пришлыми русскими охотниками с Пинеги. Так, в 20-х годах нашего столетия, была сожжена избушка одного пришлого охотника, построенная в непосредственной близости к путикам керчемских охотников.
Охотник, пойманный с поличным во время промысла в чужом угодье, подвергался наказанию и немедленному изгнанию с чужой территории. Иногда, правда крайне редко, имело место убийство нарушителя. О таком случае нам рассказывали в с. Мохча. На верхней Вычегде обычной мерой наказания считалось изъятие всей добытой незаконным путем дичи и пушнины, а после окончания охотничьего сезона виновный приносил охотнику, границы угодья которого нарушил, «парту» водки. После чего инцидент считался исчерпанным, хотя репутация провинившегося в глазах окружающих нередко до конца жизни оставалась испорченной. У некоторых керчемских охотников существовал рецепт особой приправы к приманке, которую давали собакам нарушителей, после чего они на долгое время теряли чутье.
На Мезени в правовом отношении к охотничьим угодьям приравнивались перевесища — места, подготовленные для установки сети на птиц (ветӧс). Работа по устройству перевесища заключалась в прорубке просеки между двумя старинными озерами или болотами для пролета уток и установке блоков для веревок от перевеса на двух деревьях с обрубленными сучьями. После ее окончания перевесище становилось семейной собственностью производителя работ, если оно, конечно, не находилось на территории чужого охотничьего участка.
При охоте в звероловных угодьях, считавшихся общественной собственностью, преимущественное право на охоту принадлежало промысловику или артели, первыми в сезоне начавшими охоту в этой местности. При встрече на дальнем промысле двух артелей район охоты освобождала та, у которой был позже сооружен шалаш для ночлега (чом) или он находился дальше от места охоты. Обычно же артели охотников из одной местности собирались перед началом промысла в определенном месте и согласовывали маршруты движения так, чтобы были соблюдены интересы всех групп промысловиков. У верхнепечорских и илычских охотников при походах за Урал таким пунктом сбора была д. Еремеево. При встрече в районе промысла, не относящемся к личным угодьям, двух охотников, охотившихся в одиночку или в составе разных артелей, не разрешалось пересекать чужую лыжню, так как охотники обычно охотились в круге из сделанной ими лыжни. Пересечь чужую лыжню во время охоты было равноценно вторжению на чужую охотничью территорию. Неприкосновенность права собственности на охотничью территорию отразилась в коми фольклоре в виде поучительного нравоучения любителям поухаживать за чужими женами: «Иӧз лӧсасӧ эн пыр» (По чужой охотничьей тропе не ходи).
Особенно строго соблюдалось промысловиками право собственности на охотничью добычу. Преступлением считалось убить белку, на которую лает в лесу собака другого хозяина, или убить зверя, уже раненого кем-либо другим. Зверь, подстреленный промышленниками одной артели, но добытый другой, возвращался без споров первой. Уличенный в хищении с целью наживы добычи из чужих ловушек или кладовых наказывался битьем или изгонялся на несколько лет из угодий, в которых раньше мог свободно белковать. Имя такого человека становилось гласным, он подвергался презрению даже в сельском быту. Кроме того, он нередко награждался позорной кличкой. Так, в одном из сел Троицко-Печорского района под прозвищем «Дозмор-Вась» (Вася-глухарка) жил бывший охотник уже весьма преклонных лет, награжденный этой кличкой еще в молодые годы за «любовь» к чужим слопцам. На Вычегде и Печоре существовала также такая мера наказания, как «распятие» виновника: ему привязывали руки к концам палки, пропущенной через рукава сукмана, и в таком виде отпускали домой. Добраться до жилья с распростертыми в стороны руками, с большим трудом пробираясь между деревьями, было сложной задачей, особенно зимой. Нередко после подобного наказания нарушитель права собственности, спасаясь от позора, насовсем переселялся в другую местность. Привлечению виновного к ответственности по официальным законам предпочитался суд народа, основанный на законах обычного права.
Печатается в сокращении. Полностью читайте в источнике: Конаков Н. Д. Охотничье право собственности и охотничья мораль у коми // Традиционная культура и быт народов Коми. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 1978. - С. 4-14.
В течение многих столетий охота доминировала среди других хозяйственных занятий народа коми. Даже в начале XX века охотничий промысел продолжал оставаться источником значительной, а в отдельных районах и преобладающей части хозяйственного бюджета коми населения. Из 28 волостей Усть-Сысольского уезда, по статистическим данным 1902 г., лишь в пяти волостях охота полностью была вытеснена другими промыслами, а в таких, как Вотчинская, Усть-Куломская и Помоздинская, она была зафиксирована в качестве единственного вида промысловой деятельности населения. В Печорской волости на охотничий промысел отлучалось более 50% мужского населения. Перед Первой мировой войной на верхней Вычегде насчитывалось от трех до пяти тысяч промысловиков, годовая добыча которых оценивалась в 120 000 руб., на Сысоле — от 800 до 1000 чел. с доходом более руб. 40 000 руб., в Удорском крае — 2500 чел. с добычей на 50 000 руб. и в Печорском крае — более четырех тыс. охотников, добывавших дичи и пушнины на 100-120 тыс. руб. в год. Причиной столь долгого существования такой «отсталой» формы хозяйствования, как охота, была низкая продуктивность сельского хозяйства в условиях северного климата. В то время как высокая товарность продукции охоты предоставляла возможность в некоторой степени восполнить нерентабельность сельского хозяйства, а также получить наличные средства для уплаты денежных податей.
Специфика жизни промыслового населения: оторванность на долгое время от дома и семьи, тяготы охотничьего быта, постоянная борьба с суровой северной природой, вынужденное длительное общение с узким кругом лиц при далеких походах артелями, а также соображения экономического характера — была причиной возникновения и сохранения в промысловой среде целого ряда норм и правил отношения промышленников друг к другу. К сфере действия «обычного права» коми охотников относились как профессионально-деловые, так и морально-нравственные, стороны промысловой жизни. Неукоснительное следование правилам и предписаниям, выработанным за долгую историю предыдущих поколений промысловиков, позволяло избегать каких- либо конфликтов в нелегкой жизни охотников коми при взаимном общении или разрешать их мирным, за крайне редким исключением, путем.
Согласно возникшим в глубокой древности нормам обычного права земля, леса и воды являлись общей собственностью. Помещичья собственность на землю, существовавшая в части царской России, на территории расселения коми отсутствовала, так как она, как и Поморье, была отнесена к краю «черных», т. е. земля, будучи собственностью государства, передавалась в пользование крестьянских общин. В качестве основного правового принципа выступал труд, затраченный на освоение земельного участка. Для получения права собственности на новые охотничьи угодья у коми было достаточно поставить охотничью избушку (вöр керка) в неосвоенной еще никем местности и пометить затесами со знаком собственности (пас) путики. С этого момента весь участок леса, очерченный путиками, признавался собственностью промысловика. Он получал единоличное право добычи пушного зверя и дичи в своем угодье и ловли рыбы в водоемах, находившихся на его территории. Неофициальные права на охотничье угодье, полученные промысловиком после устройства путиков, становились неоспоримым законом для остальных охотников, воспрещавшим появление на этом участке кого-либо, кроме хозяина угодья и членов его семьи, с целью добычи.
После смерти владельца охотничье угодье переходило по наследству по нисходящей родственной линии. Чаще всего новым владельцем становился младший сын, который обычно оставался в родительском доме и после женитьбы. Ему же переходил и отцовский «пас». Остальные сыновья по достижении совершеннолетия и мере обзаведения семьями устраивали свои угодья на еще незанятой другими охотниками территории. Отсутствие неосвоенных, пригодных для промысла участков было одной из движущих сил миграционных процессов коми народа в прошлых столетиях. В наиболее рано обжитых районах Коми края острая нехватка площади, пригодной для устройства охотничьих угодий, послужила причиной существенного уменьшения их размеров в результате раздробления между несколькими владельцам — наследниками устроителя. Если в 1800 г. промышленник верхней Вычегды имел район промысла в среднем около 5000 га, то через 130 лет в этом районе промышляло шесть-семь человек. По этой же причине сложилась форма совместное владения угодьем двух или иногда даже трех семей, главами которых были родные братья — сыновья прежнего владельца.
В местах, где плотность населения была не особенно велика, в частности на печорских притоках pp. Мылве, Илыче, Щугоре, Подчереме, такая форма владения охотничьим участком практически не применялась. Один из старейших илычских охотников-профессионалов, житель д. Сарьюдин И. Е. Попов (1900 г. рожд.) рассказывал нам: «У отца угодья были по Морт-ю. Нас было пять братьев. Когда мое время подошло, отец мне сказал: «Ищи себе место». По Из-Пыред место не было занято, там я и стал устраивать свое угодье. Отсюда до устья Из-Пыред 30 км, да еще вверх по нему 40 км».
На Вычегде, где к концу XIX — началу XX в. были освоены практически все близлежащие, пригодные для охотничьего промысла лесные участки, совместное пользование доставшимся по наследству охотничьим угодьем встречалось достаточно часто. Но и здесь при наличии в семье большого количества детей мужского пола право владения угодьем получали лишь двое, крайне редко трое сыновей, а остальные — либо осваивали какое-нибудь ремесло, либо подыскивали себе подходящий участок в верховьях притоков Вычегды за 100-120 и более километров от села. В противном случае охотничье угодье просто теряло свою рентабельность, не оправдывая расхода на его оборудование и затраченное на охотничий промысел время. Ближние угодья родственных семей обычно находились в одной и той же местности, некогда освоенной их общим предком, и граничили между собой. Поэтому можно считать, что в целом данная территория находилась во владении определенного рода, в то время как частная собственность на охотничий участок была наследственно-семейной. Так, охотники с. Шошки Княжпогостского района промышляли в верховьях р. Выми, на р. Коин находились угодья рода Лятиевых, каждая его семья имела свой участок и охотилась отдельно. По субботам охотники собирались в определенном месте, делились впечатлениями, обменивались сведениями о добыче и мылись в бане, на следующий день они вновь отправлялись по своим угодьям. Данные Верхне-Вычегодской охото-устроительной экспедиции, собранные в начале 30-х годов среди промыслового населения методом карточного опроса, также свидетельствуют о том, что «владельцем птицеловных угодьев (путиков) обычно являлся один двор или одно хозяйство».
Купля-продажа и аренда угодий практиковались у охотников редко. Наиболее распространенной причиной продажи охотничьего угодья было отсутствие наследников мужского пола. В досоветское время владелец угодья в таких случаях иногда завещал его в дар церкви или кому-либо из односельчан. Если не было сделано никаких распоряжений, то после смерти владельца, не имеющего наследников, его охотничье, угодье поступало в распоряжение сельского общества, которое либо продавало его, либо сдавало в аренду. Так же поступали с угодьями переселившихся, если от них долго не поступало никаких сведений и не было сделано указаний относительно оставленного угодья, ставшего таким образом бесхозным. Наиболее высоко при продаже оценивались угодья, находившиеся вблизи селений, т. е. наиболее старые по происхождению. Цены устанавливались по принципу пригодности к дальнейшей эксплуатации. В продажную цену включалась и стоимость оборудования, т. е. охотничьей избушки, кладовых для снаряжения и добычи, самоловных приспособлений стационарного типа (плашки, слопцы, кулёмки и т. п.). Но основными критериями при оценке охотничьего угодья были его доходность и расстояние от населенного пункта, поэтому даже в случае полной изношенности оборудования цены на ближние угодья были достаточно велики. Например, на Мезени в начале XX в. дальние угодья, километров за 50 от селения, продавались за 50-100 руб., ближние стоили значительно дороже. Право собственности на угодье сохранялось и в том случае, если по каким-либо причинам оно долго не использовалось. Так, М. И. Пархачев, переселившись в с. Шошки на р. Выми, с согласия родственников жены стал охотиться в их заброшенных угодьях. Каждый раз, вернувшись с охоты, он считал своим долгом отнести часть добычи в семьи сестер своей жены, мужьям которых, погибшим в войну, принадлежали угодья, хотя им практически полностью был обновлен весь охотничий инвентарь на путиках.
Неприкосновенность чужой промысловой территории, находящейся под защитой норм обычного права, строго соблюдалась всеми охотниками. Нарушение права собственности на охотничью территорию влекло за собой разгром вновь устроенных путиков, поджог сооруженной в пределах чужого угодья избушки и т. п. Подобные меры борьбы с нарушением права личной собственности, не имея под собой основы со стороны официальной юриспруденции, пользовались полным одобрением местного населения. Сознание своей правоты с точки зрения норм обычного права было решающим фактором в выступлениях коми крестьянства против церковных захватов земли. Устроителям Спасской Ульяновской пустыни, получившим от царя Алексея Михайловича право на земли для содержания братии, пришлось вести за них долгую и упорную борьбу с жителями Усть-Кулома и Деревянска. Дважды, в 1673 и 1675 гг., церковь была ограблена, а в 1684 г.— сожжена. Виновников не смогло установить даже тщательное дознание, т. е. налицо была круговая порука. Территория, захваченная церковью и в глазах официального закона не принадлежащая до того никому, находилась лишь в двух десятках километров как от одного населенного пункта, так и от другого, т. е. на расстоянии местонахождения наиболее ценных ближних промысловых угодий. Поэтому нет ничего удивительного в столь упорной борьбе местного населения за «ничейную» территорию.
Часто случались столкновения за право обладания охотничьими угодьями между населением Удорского края и пришлыми русскими охотниками с Пинеги. Так, в 20-х годах нашего столетия, была сожжена избушка одного пришлого охотника, построенная в непосредственной близости к путикам керчемских охотников.
Охотник, пойманный с поличным во время промысла в чужом угодье, подвергался наказанию и немедленному изгнанию с чужой территории. Иногда, правда крайне редко, имело место убийство нарушителя. О таком случае нам рассказывали в с. Мохча. На верхней Вычегде обычной мерой наказания считалось изъятие всей добытой незаконным путем дичи и пушнины, а после окончания охотничьего сезона виновный приносил охотнику, границы угодья которого нарушил, «парту» водки. После чего инцидент считался исчерпанным, хотя репутация провинившегося в глазах окружающих нередко до конца жизни оставалась испорченной. У некоторых керчемских охотников существовал рецепт особой приправы к приманке, которую давали собакам нарушителей, после чего они на долгое время теряли чутье.
На Мезени в правовом отношении к охотничьим угодьям приравнивались перевесища — места, подготовленные для установки сети на птиц (ветӧс). Работа по устройству перевесища заключалась в прорубке просеки между двумя старинными озерами или болотами для пролета уток и установке блоков для веревок от перевеса на двух деревьях с обрубленными сучьями. После ее окончания перевесище становилось семейной собственностью производителя работ, если оно, конечно, не находилось на территории чужого охотничьего участка.
При охоте в звероловных угодьях, считавшихся общественной собственностью, преимущественное право на охоту принадлежало промысловику или артели, первыми в сезоне начавшими охоту в этой местности. При встрече на дальнем промысле двух артелей район охоты освобождала та, у которой был позже сооружен шалаш для ночлега (чом) или он находился дальше от места охоты. Обычно же артели охотников из одной местности собирались перед началом промысла в определенном месте и согласовывали маршруты движения так, чтобы были соблюдены интересы всех групп промысловиков. У верхнепечорских и илычских охотников при походах за Урал таким пунктом сбора была д. Еремеево. При встрече в районе промысла, не относящемся к личным угодьям, двух охотников, охотившихся в одиночку или в составе разных артелей, не разрешалось пересекать чужую лыжню, так как охотники обычно охотились в круге из сделанной ими лыжни. Пересечь чужую лыжню во время охоты было равноценно вторжению на чужую охотничью территорию. Неприкосновенность права собственности на охотничью территорию отразилась в коми фольклоре в виде поучительного нравоучения любителям поухаживать за чужими женами: «Иӧз лӧсасӧ эн пыр» (По чужой охотничьей тропе не ходи).
Особенно строго соблюдалось промысловиками право собственности на охотничью добычу. Преступлением считалось убить белку, на которую лает в лесу собака другого хозяина, или убить зверя, уже раненого кем-либо другим. Зверь, подстреленный промышленниками одной артели, но добытый другой, возвращался без споров первой. Уличенный в хищении с целью наживы добычи из чужих ловушек или кладовых наказывался битьем или изгонялся на несколько лет из угодий, в которых раньше мог свободно белковать. Имя такого человека становилось гласным, он подвергался презрению даже в сельском быту. Кроме того, он нередко награждался позорной кличкой. Так, в одном из сел Троицко-Печорского района под прозвищем «Дозмор-Вась» (Вася-глухарка) жил бывший охотник уже весьма преклонных лет, награжденный этой кличкой еще в молодые годы за «любовь» к чужим слопцам. На Вычегде и Печоре существовала также такая мера наказания, как «распятие» виновника: ему привязывали руки к концам палки, пропущенной через рукава сукмана, и в таком виде отпускали домой. Добраться до жилья с распростертыми в стороны руками, с большим трудом пробираясь между деревьями, было сложной задачей, особенно зимой. Нередко после подобного наказания нарушитель права собственности, спасаясь от позора, насовсем переселялся в другую местность. Привлечению виновного к ответственности по официальным законам предпочитался суд народа, основанный на законах обычного права.
Печатается в сокращении. Полностью читайте в источнике: Конаков Н. Д. Охотничье право собственности и охотничья мораль у коми // Традиционная культура и быт народов Коми. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 1978. - С. 4-14.
